Собор преподобного Максима Исповедника

Главные разрушители пятой заповеди (о почитании родителей) — это не строптивые дети, а любящие родители. Это они развращают детей, избавляя их от домашнего труда, сочиняя для них «великое» будущее, лишая их счастья воспитываться в коллективе многих братьев и сестёр. Они рожают одного, максимум — двух детей, думая, что уменьшение количества рождённых улучшит качество воспитания. Они превращают детей в «домашние божества», и сами превращаются в идолопоклонников. Весь жар нерастраченной гордости и нереализованных мечтаний такие отцы и матери вкладывают в «воспитание», которое лучше бы назвать погублением или развращением. Спесивые, изнеженные, заласканные, приготовленные для «великой будущности», эти маленькие эгоисты жестоко разочаруют своих родителей. Те на старости лет опомнятся и станут, быть может, требовать к себе уважения и почтения, согласно пятой заповеди. Но о каких заповедях можно будет вести речь в доме престарелых или над могилой безвременно погибшего посреди разврата молодого человека? Отец семейства должен быть капитаном корабля. Мать и жена — помощником капитана или — боцманом, хоть и звучит это не по-женски. А дети — юнгами и матросами. Их нужно сбрасывать, как ложных богов, с пьедестала и запрягать в работу. В чёрном теле, а не в белом воротничке нужно держать их. К труду, а не к карманным деньгам должны привыкать их руки. Если родители этого делать не будут, то они — разрушители пятой заповеди, а значит, и уничтожители всех остальных…

Протоиерей Андрей Ткачев

Когда мы стояли перед этой картиной, один из игуменов Троице-Сергиевой лавры рассказал нам такую историю. В лавре есть монах, который во времена своей юности, как и многие тогда, был увлечён восточными духовными традициями и боевыми искусствами. Когда началась перестройка, он с друзьями решил поехать в Тибет, дабы поступить в какой-нибудь буддийский монастырь. С 1984 года, когда монастыри Тибета открыли для доступа, правда, по ограниченным квотам, туда стало приезжать множество иностранцев. И надо прямо сказать, что к чужеземцам отношение в монастырях было крайне скверное: всё-таки это тибетская национальная духовность.

Наш будущий монах и его друзья были разочарованы: они так стремились к этому возвышенному учению, к этому братству, духовным подвигам, мантрам и молитвам. Такое отношение продолжалось до тех пор, пока тибетцы не узнали, что перед ними русские. Они стали переговариваться между собой, и в разговоре прозвучало слово «Пересвет». Стали выяснять, и оказалось, что имя этого русского монаха записано в особой святой книге, где фиксируются их важнейшие духовные события. Победа Пересвета занесена туда как событие, которое выпало из привычного хода вещей. Оказывается, Челубей был не просто опытным воином и богатырём - это был тибетский монах, прошедший подготовку не только в системе боевых искусств Тибета, но и освоивший древнейшую практику боевой магии Бон-по. В результате он достиг вершин этого посвящения и обрёл статус «бессмертного». Словосочетание «Бон-по» можно перевести как «школа боевой магической речи», то есть искусство борьбы, в котором эффективность приёмов боя беспредельно возрастает за счёт привлечения путём магических заклинаний силы могучих сущностей потустороннего мира - демонов (бесов). В результате человек впускает в себя «силу зверя», или, проще говоря, превращается в единое с демоном существо, некий симбиоз человека и беса, становясь бесноватым. Платой за такую услугу является бессмертная душа человека, которая и после смерти не сможет освободиться от этих жутких посмертных объятий сил тьмы.

Писательница Надира Анжель выложила в своем блоге пронзительный пост о самом бестактном вопросе, который задают женщинам.

Вот представьте, женщина, за 30 лет, детей нет. Окружающие спрашивают: «Как так, до сих пор нет детей?». А она каждый раз придумывает новые ответы с натянутой улыбкой на лице. «Нет, пока нет», - выдавливает она из себя, улыбаясь. «А часики-то тикают! Ты же знаешь, не жди целую вечность», - напутствуют ее близкие. И женщина, оставшись одна, закусив губу, плачет.

Плачет, потому что ей за 30, а она ещё не замужем, хотя она красивая, хорошая, добрая, но еще так и не нашлось хорошего честного парня.

Или плачет, потому что она перенесла 4 выкидыша. Плачет, потому что они с мужем пытаются забеременеть вот уже 5 лет, и все никак. Или плачет, потому что у мужа трое детей от первого брака, и больше он не хочет. Плачет, потому что единственный способ зачать - это ЭКО. Плачет, потому что не помогает даже ЭКО.

Плачет, потому что из-за принимаемых лекарств она не может выносить ребенка. Плачет, потому что муж бесплоден, и его грызет чувство вины. Плачет, потому что ее мать продолжает задавать вопросы: «Чего же ты ждешь, дочка?». Плачет, потому что ее свёкр и свекровь хотят увидеть внуков.

Плачет, потому что у ее соседки - близнецы, а она обращается с ними как с животными. Плачет, потому что 16-летняя знакомая девчонка забеременела без всяких усилий и пошла на аборт. Плачет, потому что она уже выбрала имена. Плачет, потому что комната для детской спальни по-прежнему пуста в ее доме. Плачет, потому что внутри нее пустота. Плачет, потому что она была бы отличной мамой.

Рассказ тринадцатилетней Маши Афанасьевой из Краснодара, отправленный на конкурс дневников приёмных семей. Маша говорит, что родилась сразу четырехлетней. Ей было четыре года, когда ее удочерили.

Я родилась сразу четырехлетней. Долго-долго не могла понять, что со мной происходит. Какая-то серая пелена окутала и скрывала мое раннее детство. Всё в тумане, хмурое, злое… Постоянное чувство беспомощности и постоянный плач моего маленького брата. Он всё время хочет есть. И плачет. И плачет. Этот плач преследует меня и сейчас.

Смотрю на рыдающего ребёнка на улице, и сердце замирает. Я вглядываюсь в его личико — нет, не худой, в руках бублик. Смотрю на его маму — красивая, молодая, хорошо одетая… трезвая! Так что же ты плачешь?! У тебя всё есть! Так и хочется крикнуть этому мальчишке — постой, не реви, прекрати рыдать! Ты даже не понимаешь, какой ты счастливый! Обними свою маму и не отпускай! Никогда не отпускай!!!

Больше всего на свете я боюсь потерять маму. Мою мамочку, у которой я родилась, когда мне было четыре года.

Помню, как ждала свою биомаму, биобабушку в приюте. Помню, как бабушка пришла. Я сегодня не ела конфеты и отдала их ей, попросила передать Ванюше. Она взяла. А через неделю принесла мне их как угощение… только половину. Я была рада и этому. Бабушка сказала: «Жди меня», и больше я её никогда не видела.

«Добрые» люди сказали, что меня вряд ли заберут. Мама пьёт, бабушка пьёт, папа сказал, что я не его дочь. В приёмную семью меня тоже не возьмут, потому что ко мне довесок идёт — Ваня, мой братишка, а он больной. Никому не нужны больные дети.