Помните женщину, которую хотели убить за измену мужу, Иисус защищает от толпы одной лишь фразой: «кто из вас без греха, первый брось в нее камень» (Ин 8:7). И при этом даже не поднимает головы, изображая на песке какие-то знаки.

В церковном предании есть интересная трактовка этого евангельского эпизода.

Согласно ей, Иисус писал на песке пальцем тайные грехи каждого из обвинителей. Писал кратко, но страшно для обличаемого, потому что за любой из этих грехов по иудейскому закону полагалась смерть. Святитель Николай Сербский рассказывал об этом в форме художественного рассказа:

«Мешулам — похититель церковных сокровищ, — писал Господь на земле;

Ашер совершил прелюбодеяние с женой брата своего;

Шалун — клятвопреступник;

Елед ударил отца;

Амарнах присвоил имение вдовы;

Мерари совершил содомский грех;

Иоиль поклонялся идолам…

И так обо всех по порядку писал по земле перст праведного Судии. А те, о ком он писал, склонившись, читали написанное с невыразимым ужасом. Все их искусно скрываемые беззакония, которые нарушали закон Моисея, были известны Ему и вот сейчас перед ними объявлены. Уста их вдруг умолкли. Дерзкие гордецы, гордящиеся своей праведностью, и еще более дерзкие судьи чужой неправедности стояли неподвижно и немо, как столбы в храме. Они дрожали от страха, не смея смотреть друг другу в глаза, о женщине-грешнице они уже не помнили. Они думали только о себе и своей смерти. Ни один язык больше не мог произнести это надоедливое и лукавое — Ты что скажешь?

Господь не сказал ничего. Ему было гадко Своим пречистыми устами объявить их грехи. И потому писал по пыли, то, что так грязно, заслуживает написания на грязной пыли.

Другая причина, по которой Господь писал в пыли, еще удивительнее. То, что написано на пыли, быстро исчезает, не оставляя следа. А Христос не хотел объявлять их грехи всем и каждому. Ибо, если бы этого хотел, все-таки сказал бы о них перед всем народом, обличил бы их, и народ, согласно закону, побил бы их камнями. Но Он — беззлобный Агнец Божий, не желал ни мести, ни смерти тем, кто постоянно замышлял Его убить и, кто больше хотел Его смерти, чем себе вечной жизни.

Господь только хотел, чтобы они задумались о собственных грехах. Хотел напомнить им, чтобы они под бременем собственных беззаконий не были жестокими судьями чужих;

чтобы прокаженные грехом не спешили лечить чужую проказу; чтобы, будучи преступниками, не расталкивали других, чтобы быть им начальниками.

Это все, чего хотел Господь.  И когда Он закончил писать, Он снова разровнял пыль, и написанное исчезло.

Грешники «праведные» оказались на поверку ничем не лучше грешницы, которую они с гневом обличали в ее грехе.

И снова все тот же финал, все та же тихая, исполненная любви фраза:

Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин 8:10–11).

К чему я все это пишу? Это ведь мы с вами... Это всё про нас... Это все про меня... Это мы осуждаем всех и вся, сами погрязли в грехах, чужие грехи видим, а свои не замечаем. Надеюсь вы понимаете, о чем я?

Грехи других судить Вы так усердно рвётесь: Начните со своих – и до чужих не доберётесь.

Имеющие уши слышать, да слышат!

Священник Пётр Гурьянов